Священник ярослав шипов биография. «Когда храмы наполнятся, тогда и жизнь станет получше»

Священник ярослав шипов биография. «Когда храмы наполнятся, тогда и жизнь станет получше»

Зачастую у человека, нуждающегося в хирургическом вмешательстве, возникает чувство страха перед предстоящей операцией . Это абсолютно нормально, ведь страх – это природный защитный механизм, задача которого уберегать нас от опасности.

Услышав от врача, что надо делать операцию, человек под воздействием страха начинает подсознательно оттягивать столь радикальное решение проблемы, выискивая все новые причины, мешающие сделать операцию немедленно. Тут и работа, которая ну никак сейчас не может подождать, и родственники, которым именно сейчас нужна помощь, и дети, которых нужно готовить к школе…

Ну а пока можно попробовать лечиться нетрадиционными методами, чудо-таблетками, а то и к бабке-знахарке сходить.

Здесь и сейчас мы постараемся разобраться, как настроить себя на операцию .

Многие люди избегают посещения врачей даже при серьезных «звоночках» от своего организма. Как следствие этого врач может наблюдать по обращению уже запущенную «картину» и поэтому предлагает операцию, поскольку применение консервативных методов уже не поможет излечиться.

• Узнайте у врача подробности Вашего диагноза и последствия отказа от операции. Если врач настаивает, что операцию провести необходимо, то уточните, какой прогноз дальнейшего течения болезни. Если вероятность выздоровления меньше 50 процентов, откладывать проведение операции надолго опасно. Плановая операция в значительно меньшей степени может привести к развитию осложнений, нежели экстренная.
• Узнайте, есть ли возможность альтернативного лечения.
• Пройдите полное медицинское обследование, ведь полная информация о состоянии Вашего организма поможет врачу выбрать метод оперативного лечения.
• Новейшие методики лечения, использующее современное медицинское оборудование, сократят время на реабилитацию, но могут быть дорогими.
• Настройте себя на то, что назад пути нет. Обдумайте то, как Вы себя будете чувствовать без операции и чем это чревато.
• Найдите специальную литературу с информацией о предлагаемой Вам операции. Узнайте из медицинских изданий, что Вы даже не тысяча первый, кто прошел через это с успехом.
• Ознакомьтесь с отзывами пациентов о клинике, в которой Вам будут делать операцию.
• Если самостоятельно настроиться на операцию не получается, обратитесь за квалифицированной помощью к психологу.
• Если вам предстоит экстренная операция, необходимо понять и принять тот факт, что другие методы лечения применять уже поздно, и отказ от операции может стоить Вам жизни.

Операция и следующий за ней период восстановления будут протекать намного успешнее, если Вы сможете сохранять позитивный настрой на положительный результат. Очень важно использовать внутренний ресурс самовнушения. В большинстве случаев это помогает вылечиться даже от очень тяжелых болезней.

Не слушайте «страшилки» соседей по больничной палате

Никогда не слушайте рассказы соседей по палате, о неудачно проведенных операциях и смертях. По возможности, на время таких разговоров лучше выходить в коридор. Если покинуть палату у Вас возможности нет, попросите родственников принести Вам аудио-плеер с наушниками.

Информация об удачных операциях

Что Вам сейчас действительно необходимо, так это как можно больше информации об операциях, прошедших успешно. Было бы хорошо, если Ваши родные нашли и распечатали такую информацию. Рассказы людей, перенесших хирургическое вмешательство. Разузнайте побольше о восстановительной терапии. Настраивайте себя на положительный исход. Вселите в себя уверенность, что все пройдет без осложнений.

Специальная медицинская литература

Найдите подходящие источники медицинской литературы, которые рассказывают о предстоящей Вам операции. Их прочтение поможет Вам понять, что эта область хорошо изучена и подобные операции уже были удачно проведены тысячам других людей.

Подумайте о жизни после операции

Подумайте, как Вы будете жить после операции. Болезнь отступила и больше не причиняет Вам беспокойства. Окрепший организма полон сил и готов к активной жизни. Заболевание больше не мешает вам в работе и в семейных отношениях. И все это станет реальностью после излечения.

Если не получается перестать волноваться

Накануне операции Вы сильно волнуетесь? Не стесняйтесь попросить у врача успокоительное, ведь вам необходимо хорошо выспаться, чтобы подготовить организм к предстоящей операции.

Быть на связи с родными

Попросите, что бы после операции Вам дали позвонить близким и рассказать об удачном исходе операции. Представляйте себе этот момент, как Вы набираете номер после того, как отойдете от наркоза. Представьте, как будите делиться радостью с любимыми людьми.

Вера в успех – это основа, то, что помогает людям преодолевать трудности. Известно, что человек использует свои возможности не в полной мере, поэтому вера в успех станет той командой, которая направит все резервы организма на борьбу с болезнью. С Верой восстановление пойдет быстрее, а Вы сможете сохранять здоровье на протяжении многих лет.

Наше воображение играет большую роль. Несмотря на то, что это сложно, постарайтесь переключить внимание на позитивные мысли. Представляйте положительный исход операции. Думайте о том, как после операции Ваше самочувствие будет улучшаться с каждым днем. Иначе говоря, программируйте сознание на успех. Говорите себе:

— Я достоин здоровья и исцеления.

— Я с каждым днем чувствую себя лучше и лучше.

Приемы самовнушения ускорят выздоровление. Верьте в успех и в то, что скоро Вы поправитесь. От всей души Вам этого желаю.

Мне предстоит операция (лапароскопия) по удалению дермоидной кисты из яичника. Я очень боюсь наркоза, панически. Дело в том, что у меня уже был неудачный опыт, связанный с наркозом. Мне хотелось кричать от боли, но я не могла даже глаза открыть. Чудом удалось пошевелить ногой – хирург заметил и приказал добавить наркоз. Я все равно чувствовала все, только пошевелиться уже не могла. Такой боли я никогда не испытывала. А то, что говорят врачи во время операции о пациентах, – лучше никому не знать. Просто звери какие-то. В итоге у меня ничего не нашли и не вырезали, но ужас остался и мешает жить.

Жаль, что вы попали в такую неприятную ситуацию с наркозом. Похоже, она сильно подорвала вашу способность доверять врачам. Если вы склонны к самоанализу, то можете подумать о том, почему это произошло именно с вами и какой урок вы получили. Что именно судьба хотела донести до вас, положив на больничный стол к «врачам-зверям»?

Возможно, вам будет проще подготовиться к операции, если вы сделаете три вещи. Первое: лучше всего до операции познакомиться с оперирующим врачом, к которому вас назначат, и по возможности – с анестезиологом. Расскажите ему о себе, о своих тревогах, покажите ему свою индивидуальную человеческую природу. Тогда во время операции вероятность того, что к вам отнесутся как к абстрактному незначимому телу, существенно снизится. К сожалению, это не всегда возможно, но предпринять такую попытку стоит, особенно если ваша операция будет плановой, а не экстренной.

Второе: отнеситесь к воспоминаниям о предыдущей операции как к страшному сну. Кошмару, от которого просыпаются по ночам. Проделайте такое упражнение: проиграйте в голове, а лучше несколько раз расскажите вслух все произошедшее – голоса, ощущения в теле. Только вместо того, что в реальности говорили врачи, представьте, что они говорят вам комплименты, одобрительные или поддерживающие слова. Поглаживают вас и вообще всячески о вас заботятся. Это сложно, но нужно подключить силу своего воображения.

Чтобы снизить риск повторения кошмарного сна, проведите 2–3 дня до операции в ублажении своего эго и тела. Занимайтесь тем, чем любите, что доставляет вам неподдельное удовольствие: и для души, и для тела. Желательно, чтобы это были разнообразные увлекательные действия.

Третье: часто преодолеть страх помогает наличие сверхидеи, для достижения которой нужна предстоящая операция. Это может быть идея оздоровления заболевшего организма, идея сохранения репродуктивной функции или возможность вынашивать и рожать здоровых детей.

Протоиерей Ярослав Шипов: И вдруг меня рукополагают! А я советский служащий в «Современнике»!

Я видел этот журнал (несколько экземпляров хранилось в доме), там были нарисованы толстые попы с большими крестами. И вот уже после войны родился я – в семье абсолютно нерелигиозной, где никаких упоминаний ни о вере, ни о церкви, ни о Боге никогда не было.

Я окончил Литературный институт и в 35 лет был принят в Союз писателей. Там занимал всякие должности – работал в Московской писательской организации, в Литфонде. Пока человек молод, его надо эксплуатировать. И оставался некрещеным почти до сорока лет. А потом стало как-то щемить… Есть у святых отцов такое выражение – душа по природе христианка. И она тоже просит пищи, но – духовной. И вот моя душа стала у меня просить… А я живу совершенно бездуховной жизнью!

Я еще и охотник с юности, причем охотник-одиночка. Почти всю страну изъездил-излетал в одиночестве. Был и на севере, и на востоке. Не имел никаких проблем с тем, чтобы, ткнув в точку на карте, прилететь в это самое место. Я себя в любом лесу, в любом болоте, в степи чувствую лучше, чем дома.

И вот как-то купил я развалившуюся хибару на севере Вологодской области, куда и стал ездить на охоту. Там некогда построили храм в честь праздника Преображения да так и стали называть это место – Верхний Спас. И вот, в честь 600-летия старого храма сельское начальство решило восстановить его. А как восстановить, не знают. И решили они, что я, московский человек, должен знать. Давай, – говорят, – занимайся.

Окрестившись почти в сорок лет, я стал заниматься юридическим восстановлением храма. В советское время это было непросто. Предстояло сформировать так называемую двадцатку – приходское ядро из двадцати человек, на имя которых будет зарегистрирован приход. Храм огромный, покрыт шифером, но с него в свое время было снесено все – и купола, и колокольня. Шестьдесят лет он служил гаражом в колхозе.

Власти препятствовали как могли. Я приезжаю в отдел по взаимодействию с религиями в Вологде, а мне говорят – «Улица не указана. Без улицы не примем». Но в деревне нет улиц! Возвращаюсь, опять хожу по дворам, и бабушки мне пишут – «улица Лесная», что-то такое мы с ними придумали…

Наконец приход зарегистрировали. Приезжаем к архиерею в город. Это человек, который управляет церковью на территории всей области, архиепископ Михаил Мудьюгин 1912 года рождения. Со мной председатель колхоза и председатель сельсовета, говорят ему – мол, мы хотим там-то и там-то восстановить храм. Архиерей отвечает: «У меня нет средств». «Ничего, средства я найду» – говорит председатель колхоза.

Это было еще до перестройки, поэтому какие-то средства он мог изыскать. «Привезу – говорит, – жести, кирпича, перекроем храм новой крышей, колоколенку сделаем». Архиерей отвечает: «У меня нет кадров, я рукополагаю неизвестно кого, в бедную и голодную Вологодскую епархию никто не хочет ехать». «А нам неизвестно кого не надо, – поправляет его председатель сельсовета. – Нам вот этого!» «Ребята, – говорю, – предупреждать надо, вообще-то. Что значит «вот этого»?! Я должен у своего духовника в Москве в Троице-Сергиевой лавре взять благословение». Так этот разговор и затих.

Мы разъехались, как вдруг меня настигает телеграмма – просят приехать в город Череповец. Что-то там архиерею понадобилось, наверное, по поводу восстановления храма. А у меня – съезд Союза писателей. Ну, предупредил вологодских писателей – Василия Ивановича Белова и других, что съезжу по делам и вернусь, отдал свой мандат, сказал, за кого проголосовать, и отправился. Приезжаю, и… меня вдруг рукополагают во диаконы!

Удивительно! В том районе, где я восстанавливал храм, никто ничего не помнит про церковь, не знают уже, какой рукой лоб перекрестить – 60 лет не было священника. Но в памяти осталась древняя традиция, народно-церковная, скажем так. Она заключалась в следующем: в тех местах, куда священнослужители не хотели ехать – глухих и бедных, местное население выдвигало кого-то из своих. Его и рукополагали.

И вот, деревенский народ отправил петицию архиерею. Давайте, говорят, нам этого московского, и все! А я – советский служащий, в издательстве «Современник» в то время возглавлял редакцию прозы, у меня было 25 человек в подчинении. Пришел на работу и говорю: «все, мол, я теперь – дьякон в Вологодской епархии, дайте мне трудовую книжку…»

Две недели я стажировался в Череповце, потом две недели служил дьяконом в Великом Устюге. После чего приехал в Вологду, где меня рукоположили во иерея, и уехал в свою деревню. И четыре года (с 91-го по 94-й) служил, поднимая четыре прихода на расстоянии 80 км один от другого. Построил один новый храм и три восстанавливал. Дорог там нет, транспорта у меня не было…

Из 256 населенных пунктов я не побывал только в двух. В остальных либо крестил, либо отпевал, либо освящал помещения. А вот венчал только в храме. Потом я вернулся домой, в Москву, и служу уже 20 лет на Варварке. Вот такая биография – в 40 лет крестился, а в 44 стал священником.

«Когда храмы наполнятся, тогда и жизнь станет получше»

– Отец Ярослав, я сама выросла недалеко от тех мест в Вологодской области. Многих из нас – деревенских жителей, крестили бабушки. Считается такое крещение – без священника, крещением?

– Нет. За всех этих бабушек я и перекрещивал. Чего только они там не накрестили, под какие заклинания все это не вытворяли… Есть такая практика: когда некрещеный человек попадает в экстремальную ситуацию (ну, корабль тонет), его может окрестить любой крещеный человек. Для этого надо только сказать: «Крещается раб Божий (или раба Божия) такой-то (или такая-то) во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Все, крещен. Но только в экстремальной ситуации.

Бывает, и сейчас звонят прихожане, скажем, в случае тяжелых родов, когда неизвестно, что будет с ребеночком. И я говорю матери, что делать, чтобы его окрестить. В прежние времена русские женщины это знали. Если в период сенокоса она разродилась где-то под телегой и видит, что ребеночек – не жилец, возьмет да и окрестит его. Какой-нибудь водичкой окропит или в крайнем случае слюной помажет, и скажет – «крещается раб Божий…» Выживет малыш – его останется только миропомазать и воцерковить. А не выживет – отпоют в церкви полным чином младенческого отпевания, как крещеного человека.

И вот в ситуации, когда поблизости не было священника, крестили деревенские бабушки. Как они это делали, никто не знает. У меня есть рассказ про мою соседку по деревне, у которой даже епитрахиль была священническая («поповский фартук»). Так она во время этого «таинства» зачитывала письмо лешему… Куда крестила, кому крестила — не разберешь!

Поэтому, естественно, с момента, когда появился священник, это все не считается. Надо крестить заново. Даже если есть уверенность в том, что бабушка была воцерковленной и что-то знала. Считается, что крестить можно только один раз, но для таких ситуаций есть форма «аще не крещен». То есть, если не крещен, то, Господи, зачти это крещение.

– Расскажите о своем творческом пути.

– О творческом пути рассказывать крайне неинтересно, о нем говорят книги. До того как все это произошло, я издал 4 книги прозы, рассказов. А когда стал священником, 10 лет вообще не писал. Потом потихоньку стали выходить книжки. Я допишу еще рассказов – их добавят к тому, что было, и издадут. Добавят и издадут. Вот Сретенский монастырь выпустил сборник «Райские хутора и другие рассказы» огромным тиражом – 130 тысяч экземпляров. И еще 20 тысяч в Симферополе. А самая полная книга вышла в начале этого года в Троице-Сергиевой лавре, она называется «Тоскующие по небесам».

– Скажите, после того, как вы стали священником, изменилось ли ваше отношение к своим старым произведениям? Ведь за это время, наверное, изменилось ваше мироощущение…

– Конечно. И не только потому, что стал священником. Некоторые из старых рассказов я включил в свои новые сборники, а другие – не могу. Хотя там ничего крамольного нет. Просто очень сильно изменилась жизнь за четверть века. Мы даже не замечаем, насколько все стало другим – весь антураж, вся атрибутика.

Вот пример. У меня был такой ходовой рассказ – «Инспектор», по нему даже фильм сняли (последний фильм, в котором сыграл Николай Крючков). Тема – о браконьерстве. Так вот, это тематика 70-х годов, и сейчас даже в Астрахани никто не поймет, о чем идет речь. Методы браконьерства исчезли, сейчас это – промышленные методы. В чем-то за последние 30 лет жизнь изменилась больше, чем с дореволюционных времен.

– А куда мы движемся, в какую сторону?

– В нехорошую, конечно. Я даже не говорю о каких-то экономических или социальных вопросах. Деградирует, к примеру, культура и искусство.

– А то, что храмов за последние годы стало больше?

– Это хорошо, но главное, чтобы храмы наполнялись людьми. Чтобы не оставались архитектурными сооружениями. Вот когда храмы наполнятся, тогда и жизнь станет получше. Но при этом надо учитывать, что мы – единственная страна в мире, где храмы строятся, а не закрываются. Правда, неравномерно: в Москве – да, строятся, а вот, например, в Вологодской области уже нет.

Мне потом архиерей сказал: «Вот ты понастроил храмов, и что мне с ними теперь делать?» Весь район не может одного священника прокормить! Они после меня туда монаха отправили, но и он уехал. Говорит – «мне там не выжить»…

– Скажите, а народ пошел в храм? Приходят ли молодые?

– Молодежь идет, да. Двадцать пять лет назад в церковь попадали так же, как и я – из Савла в Павла. А следующее поколение прихожан уже с детства были приучены.

Я, когда начинал служить – даже здесь, в Москве, очень мало венчалось. Потом это стало модным, а сейчас и моды нет, а венчаю постоянно. И много детишек – сегодня причащали человек 30. Где-то в подростковом возрасте они, бывает, отходят от церкви. Но это ничего, к сорока годам Бог даст, вернутся. Женятся, выйдут замуж, родят и вырастят своих детей и вернутся. Они будут знать, куда возвращаться!

Вот почему так важно маленьких водить в храм. Даже с учетом того, что они, скорее всего, в 15–16–17–18 лет уйдут на какое-то время. Это так же важно, как знать номер телефона скорой помощи. Хотя мы каждый день туда не названиваем.

– Моей маме 67 лет. И она на все мои попытки заговорить о Боге, о церкви, отвечает – «у меня Бог в душе». Это что значит?

– Правильно, так же говорит и Геннадий Андреевич Зюганов. Это значит, ничего. Это традиционная отговорка всех безбожников.

– Отец Ярослав, подскажите. Моя подруга ушла в евангелисты, и с ней стало очень трудно общаться. Как я могу ей помочь? Вообще, возможно ли такому человеку поменять мировоззрение?

– Это очень трудно, поскольку там применяется реакционное воздействие. Заметьте, православие – религия здравомыслия, где нет диктата, нет крайностей. Известно, что все крайности – не от Бога. Православие не требует чрезмерного аскетизма, никому не надо, чтобы человек доводил себя до голодной смерти. Бог Отец Сына своего на крестную смерть отправлял не для того, чтобы люди тут специально с голода умирали или разбивали лбы об пол. Поэтому — живите, но помните, кто в доме хозяин.

А в других конфессиях – по-другому. У меня в одном рассказе есть такое сравнение. Распяли Христа на Голгофе, и остались при нем несколько человек. Это – православные. Другие люди сказали: «Что мы тут будем мокнуть под дождем? Лучше спустимся под гору, там есть хорошая харчевня – посидим, а крест оттуда видно». Это – католики. Они удобно устроились, сидят себе на скамейках, слушают музыку и смотрят.

Но кто-то вдруг подумал: «Что мы тут время теряем? Рядом рынок, лучше пойдем поторгуем, получим прибыль. А Бога будем иногда вспоминать – по воскресеньям играть на фортепиано два псалма». Это – протестанты.

– Батюшка, а есть задумки для будущих книг? Будете еще писать?

– Если Бог даст, буду. Роль художника в творчестве крайне невелика. Александр Сергеевич Пушкин об этом очень хорошо писал:

«Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…

…Быть может, всех ничтожней он».

Писатель – это инструмент. Вот, допустим, я что-то написал. Это значит, Бог дал мне жизнь, которую я так или иначе описываю, и дал некоторое умение или дар, если хотите. Моя задача – старательно исполнять свой долг. Поэтому, какие могут быть задумки? Что Бог даст, то и напишу. Это большая благодать, если даст. Вот недавно немножко поработал – как хорошо! Но обычно, когда заканчиваю, я теряю всякий интерес к тому, что написал.

Синодальный отдел по делам молодежи УПЦ

Православная молодежь Украины

• 
• 
• 

Протоиерей Ярослав Шипов: И вдруг меня рукополагают! А я советский служащий в “Современнике”!

На встрече с читателями священник и писатель Ярослав Шипов рассказал о своем пути «из Савла в Павла», о советской православной деревне, о новом поколении прихожан, и, конечно, о творчестве и вдохновении

Ветеранам, наверное, любопытно, как человек такого приличного возраста стал священником? Как так могло получиться? Я родился в 1947 году в семье участников Великой Отечественной войны. Родители мои появились на свет еще до революции и были, естественно, с детства верующими людьми. Но потом жизнь изменилась настолько, что познакомились они, эти с детства верующие люди, работая в редакции журнала «Безбожник» где-то в конце 20-х годов.

Я видел этот журнал (несколько экземпляров хранилось в доме), там были нарисованы толстые попы с большими крестами. И вот уже после войны родился я – в семье абсолютно нерелигиозной, где никаких упоминаний ни о вере, ни о церкви, ни о Боге никогда не было.

Я окончил Литературный институт и в 35 лет был принят в Союз писателей. Там занимал всякие должности – работал в Московской писательской организации, в Литфонде. Пока человек молод, его надо эксплуатировать. И оставался некрещеным почти до сорока лет. А потом стало как-то щемить… Есть у святых отцов такое выражение – душа по природе христианка. И она тоже просит пищи, но – духовной. И вот моя душа стала у меня просить… А я живу совершенно бездуховной жизнью!

Я еще и охотник с юности, причем охотник-одиночка. Почти всю страну изъездил-излетал в одиночестве. Был и на севере, и на востоке. Не имел никаких проблем с тем, чтобы, ткнув в точку на карте, прилететь в это самое место. Я себя в любом лесу, в любом болоте, в степи чувствую лучше, чем дома.

И вот как-то купил я развалившуюся хибару на севере Вологодской области, куда и стал ездить на охоту. Там некогда построили храм в честь праздника Преображения да так и стали называть это место – Верхний Спас. И вот, в честь 600-летия старого храма сельское начальство решило восстановить его. А как восстановить, не знают. И решили они, что я, московский человек, должен знать. Давай, – говорят, – занимайся.

Окрестившись почти в сорок лет, я стал заниматься юридическим восстановлением храма. В советское время это было непросто. Предстояло сформировать так называемую двадцатку – приходское ядро из двадцати человек, на имя которых будет зарегистрирован приход. Храм огромный, покрыт шифером, но с него в свое время было снесено все – и купола, и колокольня. Шестьдесят лет он служил гаражом в колхозе.

Власти препятствовали как могли. Я приезжаю в отдел по взаимодействию с религиями в Вологде, а мне говорят – «Улица не указана. Без улицы не примем». Но в деревне нет улиц! Возвращаюсь, опять хожу по дворам, и бабушки мне пишут – «улица Лесная», что-то такое мы с ними придумали…

Наконец приход зарегистрировали. Приезжаем к архиерею в город. Это человек, который управляет церковью на территории всей области, архиепископ Михаил Мудьюгин 1912 года рождения. Со мной председатель колхоза и председатель сельсовета, говорят ему – мол, мы хотим там-то и там-то восстановить храм. Архиерей отвечает: «У меня нет средств». «Ничего, средства я найду» – говорит председатель колхоза.

Это было еще до перестройки, поэтому какие-то средства он мог изыскать. «Привезу – говорит, – жести, кирпича, перекроем храм новой крышей, колоколенку сделаем». Архиерей отвечает: «У меня нет кадров, я рукополагаю неизвестно кого, в бедную и голодную Вологодскую епархию никто не хочет ехать». «А нам неизвестно кого не надо, – поправляет его председатель сельсовета. – Нам вот этого!» «Ребята, – говорю, – предупреждать надо, вообще-то. Что значит «вот этого»?! Я должен у своего духовника в Москве в Троице-Сергиевой лавре взять благословение». Так этот разговор и затих.

Мы разъехались, как вдруг меня настигает телеграмма – просят приехать в город Череповец. Что-то там архиерею понадобилось, наверное, по поводу восстановления храма. А у меня – съезд Союза писателей. Ну, предупредил вологодских писателей – Василия Ивановича Белова и других, что съезжу по делам и вернусь, отдал свой мандат, сказал, за кого проголосовать, и отправился. Приезжаю, и… меня вдруг рукополагают во диаконы!

Удивительно! В том районе, где я восстанавливал храм, никто ничего не помнит про церковь, не знают уже, какой рукой лоб перекрестить – 60 лет не было священника. Но в памяти осталась древняя традиция, народно-церковная, скажем так. Она заключалась в следующем: в тех местах, куда священнослужители не хотели ехать – глухих и бедных, местное население выдвигало кого-то из своих. Его и рукополагали.

И вот, деревенский народ отправил петицию архиерею. Давайте, говорят, нам этого московского, и все! А я – советский служащий, в издательстве «Современник» в то время возглавлял редакцию прозы, у меня было 25 человек в подчинении. Пришел на работу и говорю: «все, мол, я теперь – дьякон в Вологодской епархии, дайте мне трудовую книжку…»

Две недели я стажировался в Череповце, потом две недели служил дьяконом в Великом Устюге. После чего приехал в Вологду, где меня рукоположили во иерея, и уехал в свою деревню. И четыре года (с 91-го по 94-й) служил, поднимая четыре прихода на расстоянии 80 км один от другого. Построил один новый храм и три восстанавливал. Дорог там нет, транспорта у меня не было…

Из 256 населенных пунктов я не побывал только в двух. В остальных либо крестил, либо отпевал, либо освящал помещения. А вот венчал только в храме. Потом я вернулся домой, в Москву, и служу уже 20 лет на Варварке. Вот такая биография – в 40 лет крестился, а в 44 стал священником.

«Когда храмы наполнятся, тогда и жизнь станет получше»

– Отец Ярослав, я сама выросла недалеко от тех мест в Вологодской области. Многих из нас – деревенских жителей, крестили бабушки. Считается такое крещение – без священника, крещением?

– Нет. За всех этих бабушек я и перекрещивал. Чего только они там не накрестили, под какие заклинания все это не вытворяли… Есть такая практика: когда некрещеный человек попадает в экстремальную ситуацию (ну, корабль тонет), его может окрестить любой крещеный человек. Для этого надо только сказать: «Крещается раб Божий (или раба Божия) такой-то (или такая-то) во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Все, крещен. Но только в экстремальной ситуации.

Бывает, и сейчас звонят прихожане, скажем, в случае тяжелых родов, когда неизвестно, что будет с ребеночком. И я говорю матери, что делать, чтобы его окрестить. В прежние времена русские женщины это знали. Если в период сенокоса она разродилась где-то под телегой и видит, что ребеночек – не жилец, возьмет да и окрестит его. Какой-нибудь водичкой окропит или в крайнем случае слюной помажет, и скажет – «крещается раб Божий…» Выживет малыш – его останется только миропомазать и воцерковить. А не выживет – отпоют в церкви полным чином младенческого отпевания, как крещеного человека.

И вот в ситуации, когда поблизости не было священника, крестили деревенские бабушки. Как они это делали, никто не знает. У меня есть рассказ про мою соседку по деревне, у которой даже епитрахиль была священническая («поповский фартук»). Так она во время этого «таинства» зачитывала письмо лешему… Куда крестила, кому крестила — не разберешь!

Поэтому, естественно, с момента, когда появился священник, это все не считается. Надо крестить заново. Даже если есть уверенность в том, что бабушка была воцерковленной и что-то знала. Считается, что крестить можно только один раз, но для таких ситуаций есть форма «аще не крещен». То есть, если не крещен, то, Господи, зачти это крещение.

– Расскажите о своем творческом пути.

– О творческом пути рассказывать крайне неинтересно, о нем говорят книги. До того как все это произошло, я издал 4 книги прозы, рассказов. А когда стал священником, 10 лет вообще не писал. Потом потихоньку стали выходить книжки. Я допишу еще рассказов – их добавят к тому, что было, и издадут. Добавят и издадут. Вот Сретенский монастырь выпустил сборник «Райские хутора и другие рассказы» огромным тиражом – 130 тысяч экземпляров. И еще 20 тысяч в Симферополе. А самая полная книга вышла в начале этого года в Троице-Сергиевой лавре, она называется «Тоскующие по небесам».

– Скажите, после того, как вы стали священником, изменилось ли ваше отношение к своим старым произведениям? Ведь за это время, наверное, изменилось ваше мироощущение…

– Конечно. И не только потому, что стал священником. Некоторые из старых рассказов я включил в свои новые сборники, а другие – не могу. Хотя там ничего крамольного нет. Просто очень сильно изменилась жизнь за четверть века. Мы даже не замечаем, насколько все стало другим – весь антураж, вся атрибутика.

Вот пример. У меня был такой ходовой рассказ – «Инспектор», по нему даже фильм сняли (последний фильм, в котором сыграл Николай Крючков). Тема – о браконьерстве. Так вот, это тематика 70-х годов, и сейчас даже в Астрахани никто не поймет, о чем идет речь. Методы браконьерства исчезли, сейчас это – промышленные методы. В чем-то за последние 30 лет жизнь изменилась больше, чем с дореволюционных времен.

– А куда мы движемся, в какую сторону?

– В нехорошую, конечно. Я даже не говорю о каких-то экономических или социальных вопросах. Деградирует, к примеру, культура и искусство.

– А то, что храмов за последние годы стало больше?

– Это хорошо, но главное, чтобы храмы наполнялись людьми. Чтобы не оставались архитектурными сооружениями. Вот когда храмы наполнятся, тогда и жизнь станет получше. Но при этом надо учитывать, что мы – единственная страна в мире, где храмы строятся, а не закрываются. Правда, неравномерно: в Москве – да, строятся, а вот, например, в Вологодской области уже нет.

Мне потом архиерей сказал: «Вот ты понастроил храмов, и что мне с ними теперь делать?» Весь район не может одного священника прокормить! Они после меня туда монаха отправили, но и он уехал. Говорит – «мне там не выжить»…

– Скажите, а народ пошел в храм? Приходят ли молодые?

– Молодежь идет, да. Двадцать пять лет назад в церковь попадали так же, как и я – из Савла в Павла. А следующее поколение прихожан уже с детства были приучены.

Я, когда начинал служить – даже здесь, в Москве, очень мало венчалось. Потом это стало модным, а сейчас и моды нет, а венчаю постоянно. И много детишек – сегодня причащали человек 30. Где-то в подростковом возрасте они, бывает, отходят от церкви. Но это ничего, к сорока годам Бог даст, вернутся. Женятся, выйдут замуж, родят и вырастят своих детей и вернутся. Они будут знать, куда возвращаться!

Вот почему так важно маленьких водить в храм. Даже с учетом того, что они, скорее всего, в 15–16–17–18 лет уйдут на какое-то время. Это так же важно, как знать номер телефона скорой помощи. Хотя мы каждый день туда не названиваем.

– Моей маме 67 лет. И она на все мои попытки заговорить о Боге, о церкви, отвечает – «у меня Бог в душе». Это что значит?

– Правильно, так же говорит и Геннадий Андреевич Зюганов. Это значит, ничего. Это традиционная отговорка всех безбожников.

– Отец Ярослав, подскажите. Моя подруга ушла в евангелисты, и с ней стало очень трудно общаться. Как я могу ей помочь? Вообще, возможно ли такому человеку поменять мировоззрение?

– Это очень трудно, поскольку там применяется реакционное воздействие. Заметьте, православие – религия здравомыслия, где нет диктата, нет крайностей. Известно, что все крайности – не от Бога. Православие не требует чрезмерного аскетизма, никому не надо, чтобы человек доводил себя до голодной смерти. Бог Отец Сына своего на крестную смерть отправлял не для того, чтобы люди тут специально с голода умирали или разбивали лбы об пол. Поэтому – живите, но помните, кто в доме хозяин.

А в других конфессиях – по-другому. У меня в одном рассказе есть такое сравнение. Распяли Христа на Голгофе, и остались при нем несколько человек. Это – православные. Другие люди сказали: «Что мы тут будем мокнуть под дождем? Лучше спустимся под гору, там есть хорошая харчевня – посидим, а крест оттуда видно». Это – католики. Они удобно устроились, сидят себе на скамейках, слушают музыку и смотрят.

Но кто-то вдруг подумал: «Что мы тут время теряем? Рядом рынок, лучше пойдем поторгуем, получим прибыль. А Бога будем иногда вспоминать – по воскресеньям играть на фортепиано два псалма». Это – протестанты.

– Батюшка, а есть задумки для будущих книг? Будете еще писать?

– Если Бог даст, буду. Роль художника в творчестве крайне невелика. Александр Сергеевич Пушкин об этом очень хорошо писал:

«Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…
…Быть может, всех ничтожней он».

Писатель – это инструмент. Вот, допустим, я что-то написал. Это значит, Бог дал мне жизнь, которую я так или иначе описываю, и дал некоторое умение или дар, если хотите. Моя задача – старательно исполнять свой долг. Поэтому, какие могут быть задумки? Что Бог даст, то и напишу. Это большая благодать, если даст. Вот недавно немножко поработал – как хорошо! Но обычно, когда заканчиваю, я теряю всякий интерес к тому, что написал.

Источники:

http://bibia.ru/svyashchennik-yaroslav-shipov-biografiya-kogda-hramy-napolnyatsya-togda-i-zhizn.html
http://www.pravmir.ru/protoierey-yaroslav-shipov-pisatel-lish-instrument-v-rukah-boga/
http://sinod-molodost.in.ua/knizhnaya-polka/3749-protoierej-yaroslav-shipov-i-vdrug-menya-rukopolagayut-a-ya-sovetskij-sluzhashchij-v-sovremennike.html