Митрополит никодим ротов смерть. Как Алексий (Ридигер) потопил Никодима (Ротова)

Как Алексий (Ридигер) потопил Никодима (Ротова)

Насколько мне известно (в том числе и из личных бесед), Алексий (Ридигер) терпеть не мог митр. Никодима. Вряд ли случайно, что за время его патриаршества практически никто из ленинградской (никодимовской) академии так и не стал епископом.

В этой бесде мы видим высший пилотаж церковно-советской дипломатии.
Патриарх Алексий 1 доживает свои последние дни. Кто следующий?
Кто для начала станет местоблюстителем? Это должен быть старейший по хиртонии член Синода.
Варианты – Пимен или Никодим. Никодим обещаал Алексию Ленинградскую кафедру, если они смогут перевести самого Никодима на Крутицкую кафедру, вытеснив Пимена из Синода.

И вот вл. Алексий мастерски топит Никодима: он его хвалит. И, напротив, критикует Пимена. При этом он понимает, что по законам советского зазеркалья то, что кажется хорошо для церкви, в глазах КГБ вредно для советской политики. То есть для собеседников Алексия его положительный отзыв мгновенно конвертируется в отрицательный. И Алексий об этом прекрасно знает.

http://grigoryants.ru/zhurnal-glasnost/glasnost-13/
ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ
состоявшейся в Совете 20 февраля 1967 года с членом Синода архиепископом Алексием

Используя начатый им разговор о Пимене, я попросил архиепископа откровенно высказаться о нём. Он сказал следующее. Пимена он знает с начала 50-х годов, когда тот был настоятелем Псковско-Печерского монастыря. К подчинённым он требовательный и порой даже груб. Келейника или диакона может “разделать” где угодно, но как архиерей Пимен епархией почти не управляет, самостоятельности не проявляет и его роли в Патриархии по существу не видно, хотя он, как митрополит Крутицкий считается первым членом Синода. Пимен, продолжал архиепископ, как-то самоизолировался, ни с кем не общается, встречи у нас с ним бывают случайные. Приезжающие в Патриархию архиереи к нему мало кто обращается. Непонятно, то ли у него такой характер необщительного человека, или он так держится, чтобы подальше быть от всего происходящего (эшлимановцев и проч.). А может быть, он каким-то образом зависим от Остапова, не знает ли последний о нём что-либо такое, что позволяет ему держать Пимена по существу в повиновении; ведь бывают случаи, когда Остапов дерзит Пимену и тот молчит, всё сносит. В своё время ходили слухи о том, что у Пимена в Ростове-на-Дону имеется семья, дети. Возможно, такие данные и использует Остапов. Но это предположение. Что касается Москвы, то известно, что здесь у Пимена имеются женщины и был случай, когда по параллельному телефону я слушал, как он одной женщине говорил “крепко, крепко тебя…”.

Надо отдать должное Пимену, сказал архиепископ, что он хорошо, внушительно служит и этим создаёт о себе определённое впечатление. Волевых качеств у него недостаточно, твёрдого мнения нет. Он быстро поддаётся влиянию и легко меняет своё мнение.

На вопрос: чем отличается Пимен от митрополита Никодима, архиепископ Алексий сказал так. Митрополит Никодим неглупый, можно сказать, от природы одарённый способностью человек. Быстро всё схватывает, обладает большой работоспособностью, хорошо соображает. Знает, где и что сказать. Как архиерей властный, крепко держит все вопросы в своих руках и не допускает, чтобы кто-либо оспаривал его. Раз он сказал, то считай, что другого мнения быть не может. Лично я убедился в этом за годы совместной работы с ним. Эти же моменты отмечает и епископ Ювеналий, близкий человек Никодима. Наши отношения с Никодимом нормальные, мы часто обмениваемся мнениями по делам и это позволяет мне судить о нём наиболее свободно, нежели о Пимене. Никодим – карьерист, и, несмотря на своё высокое положение, не избавляется от этих недостатков. Любит популяризировать себя, блеснуть, где только возможно, не замечая, что на это могут обратить внимание. По сведениям, за это его недолюбливает ленинградское духовенство. Отмечается такой факт. Насмотревшись за границей, Никодим купил в Париже ярко-красный материал и сшил из него мантию по примеру католиков. В этой красной мантии он совершал в Ленинграде богослужение, после чего стали говорить, что он красный архиерей (в Русской Православной Церкви не принято облачаться в красную мантию). С архиереями он общается больше, чем Пимен, к нему они заходят. Пожалуй, что всё сказанное и отличает Пимена и Никодима друг от друга.

Кого бы вы лично считали более подходящим из них быть первым членом Синода? Архиепископ Алексий ответил: Никодим, можете спросить почему? – продолжал он и сказал: митрополит Никодим более твёрд, самостоятелен и отличается другими качествами, о которых уже говорилось.

интересно, кого же первого из этого синодального серпентариума единомышленников канонизируют?

Воспоминания. Церковные деятели 60-х – 80-х гг.

Митрополит Никодим (Ротов)

Никодим, безусловно, был человек очень способный: знания впитывал, как губка. Конечно, это была конъюнктуpa, но «ставить» на него было выгодно: у него все получалось. Человек он был с размахом, по-русски широкая натура, умел и любить, и ненавидеть. Нельзя отрицать и того, что работал он на износ, и в конце концов «сгорел» на работе. Любимым его занятием было писать службы. Рассказывает, бывало: «Начал писать — и никак не шло. А вчера сижу на Центральном комитете — и вдруг как нашло вдохновение!»

При этом он нанес серьезный удар нашему традиционному благочестию. В поездках, например, он требовал, чтобы вся делегация непременно причащалась за каждой службой. А ведь ездили мы работать, работали днями и ночами, и нам было не до подготовки к причастию. Бывало, что и кофе пили за полночь.

В 1962 г. мы с Никодимом ездили на Афон. Это был всего лишь второй визит туда представителей нашей Церкви. Был май, уже стояла жара. Часть пути мы ехали на осликах, часть — шли пешком. С ослами тогда была целая история. Путешествовали мы втроем: Никодим — 120 килограммов, я — 70, еще с нами был сопровождающий переводчик -обычной комплекции. Ослики ведут себя очень интересно. Дорогу знают прекрасно: где ветка — наклонятся, где обрыв — прижмутся к скале, вверх идут бойко, а вниз осторожно, как кошки. Я со своим легко нашел общий язык: гладил его, хвалил: «Ах, ты, какой красивый! Да какие у тебя уши длинные!» — при случае совал ему какую-нибудь ветку. А Никодим все на своего ворчал: «А ну, куда пошел?! Да, куда ты меня, сейчас свалишь!» Потом была ночевка. На следующее утро мой ослик пошел ко мне легко, переводчик тоже оседлал своего без каких бы то ни было сложностей. А Никодима — никак не подпускает: брыкается, лягается, близко не подойдешь. Я говорю: «Вечером, видно, у них профсоюзное собрание было по технике безопасности и гигиене труда, постановили: тяжелых не сажать». Сбежались монахи — ослик и им не дается. Еле-еле общими усилиями водрузили на него митрополита и пустились в путь.

Был с ним однажды случай, когда он упал с кафедры. Это произошло на моих глазах, и было невообразимо ужасно. Видимо, сиденье подвинули слишком близко к краю. Я с тех пор, находясь на кафедре, всегда рукой проверяю, твердо ли стоит стул, а если кафедра маленькая, то прошу, чтобы его совсем не ставили.

Смерть митрополита Никодима, наверное, не случайна: куда всю жизнь стремился, там ее и окончил. Хотя, конечно, никаким тайным католиком он не был. Чего же больше сделал для Церкви, хорошего или плохого — Господь будет судить.

Архиепископ Василий (Кривошеин)

Что касается самого архиепископа Василия, то человек он был сложный. Страшно самолюбивый. Хотя редактируемый им «Вестник Западного экзархата» был изданием довольно серым, да и его работа о Симеоне Новом Богослове ничего особенно нового не содержит — ну, только то, что он знал греческий и выверил кое-какие переводы. А самомнение было куда какое! Все: «Я — я — я! А вот здесь так, а вот здесь не так, а вот здесь запятая не в ту сторону!»

Однажды собрались сфотографироваться все вместе, а его нет. Ждали, ждали. У Патриарха, смотрю, уже складки на щеках собираются. Наконец, появляется Василий со своим «Я — я — я!». Патриарх, увидев его, процедил сквозь зубы: «У, капуста брюссельская!»

Не хочу примешивать своего раздражения, но меня он однажды зверски обидел. В Швеции насели на меня журналисты, стали спрашивать — тогда же, когда спрашивали и о Дудко, — что я думаю о преподавании Закона Божия в школах. Я сказал, что мой отец был законоучителем, и говорил, что, когда Закон Божий стоит в обязательной программе, он нивелируется в ряду других предметов. Воспитание, прежде всего, должно быть в семье, — школа же должна воспитывать не столько уроками Закона Божия, сколько общим духом. А Василий после этого разразился статьей: что, вот мол, такой сякой архиепископ Питирим считает, что учить вере не нужно.

Митрополит Мануил (Лемешевский) и митрополит Иоанн (Снычев)

У меня отношения с ним были хорошие, но в последний год своей жизни он устроил мне небольшой «скандал». «Что вы говорит, — меня в календаре таким страшным напечатали?» А он и вправду был страшный: аскет, но уж очень изможденный. Я отговариваюсь: «Простите уж: фотографию такую прислали!» — а он не отступает. Хотелось мне ему сказать «неча на зеркало пенять», но промолчал — и, слава Богу, правильно сделал. Так что, насчет моих с ним отношений душа моя спокойна.

Снычева же в Патриархии просто не воспринимали всерьез. В семинарии у него было прозвище «Ванька-хлыст», данное ему за его экзальтированность. Такой же был наш Дмитрий Дудко. Но нельзя отрицать, что оба они — и Мануил, и Иоанн — были люди искренние.

Что касается позднейшей деятельности митрополита Иоанна, у меня она вызывает некоторое чувство настороженности, так как за ней мне видится чья-то опытная рука, толкающая на необдуманные поступки простодушных верующих людей.

Архиепископ Киприан (Зёрнов)

Архиепископ Киприан был человек очень одаренный, блестящий проповедник. Слушать его собирались со всей Москвы. Он даже немного бравировал своей способностью говорить на любую тему. Как-то раз зашел я к нему в храм помолиться. «Не знаю, о чем говорить, — сказал он мне, — Хоть вы дайте мне тему». Мне стало несколько досадно на его браваду, и я, чтобы отвязаться, небрежно бросил: «Откуда мне знать? Вон: за окном снег идет». А потом, когда я уже собрался уходить, слышу, он с амвона вещает: «Подобно тому, как снег белоснежным покровом покрывает землю. » — и далее о спасении души.

Митрополит Антоний Сурожский

Потом он окончил школу, Лицей, Сорбонну. Это были 1939—1940 годы, начало Второй мировой войны. Молодой врач, он уходит в Сопротивление, во время одной из операций повреждает позвоночник — долгое время ходит в корсете (ему и сейчас трудно двигаться). Потом слушает лекции в Православном Богословском институте, становится священником. Приезжает в Россию, встречается с Патриархом. Тогда мы с ним и познакомились, и вскоре подружились, перешли на «ты» (он первый это предложил в знак доверительных отношений). Помню, он был такой забавный и, если взять два его портрета — той поры и нынешней, — трудно поверить, что это один и тот же человек.

Потом его посылают в Англию, чтобы наладить там церковную жизнь. Там было много русских, но шел распад общины, которая таяла. Владыка Антоний ни слова не знал по-английски, хотя прекрасно, как родным языком, владел французским и немецким. Чтобы изучить язык, а заодно подготовиться к своей будущей работе, он стал читать по-английски Библию короля Георга. И вот, приехав в Англию, выйдя в Лондоне из поезда, обратился к первому встречному с вопросом: «Как мне пройти на Гарден-стрит, дом 15?» Прохожий в ужасе шарахнулся в другую сторону — вопрос на устаревшем английском звучал приблизительно, как если бы у нас кто-то спросил: «Рцы ми, человече, камо гряду». Так, «на библейской основе», началась его работа. Вскоре его общине отдали маленькую, очень красивую англиканскую церковь, которая была преобразована в православную. Лет двенадцать тому назад они, накопив денег, выкупили ее. Владыка Антоний сначала жил в чуланчике при алтаре, сейчас, конечно, уже выстроен дом, в подчинении у митрополита Антония три епископа, один из них — выпускник Загорской семинарии, епископ Анатолий; большая, великолепно организованная епархия.

У многих наших иерархов, привыкших к традиционной, ритуальной манере, митрополит Антоний вызывал удивление неординарностью своего поведения. Он мог, например, выйти на улицу в подряснике, подпоясанном пояском, пойти на Трафальгар-сквер, сесть рядом с хиппи и беседовать с ними. Помню, однажды был я у него. Вечером он вдруг стал куда-то собираться. «Куда это ты, на ночь глядя?» — спросил я. — «На Трафальгар-сквер, хиппи кормить. Пойдешь с нами?» И мы пошли туда, где сидят эти хиппи — мохнатые, раскрашенные, с зелеными хохолками. Это были 60-е годы и состояние нравов в Англии было несколько лучше, чем сейчас: во всяком случае, никаких наркоманов среди них не было. Владыка Антоний сам подходил к молодым людям, заговаривал с ними, угощал булками, говорил о жизни — английским языком он уже владел великолепно. Я тоже пробовал, робко, но у меня, конечно, не получалось так, как у него.

Сейчас он, правда, сам в такие походы уже не ходит, у него есть ассистенты. Но, как бы то ни было, в Лондоне митрополит Антоний — авторитет непререкаемый для всех, начиная от королевы и кончая хиппи.

Митрополит Леонтий (Бондарь)

Тем не менее выпускники Минской семинарии у нас всегда были на хорошем счету и в этом была несомненная заслуга архимандрита Леонтия.

В годы его епископства наши встречи были еще более редкими. В архиерейской среде уважение к владыке Леонтию было безусловным. Последние годы он считался одним из старейших и мудрых русских иерархов. В его пользу говорит и такой эпизод: когда на Архиерейском Соборе, кажется 1991 г., обсуждался вопрос о том, что по достижении 75-летнего возраста архиереи должны подавать рапорт об увольнении их на покой, владыка Леонтий с тревогой спросил, сколько же осталось ему, поскольку возраст его был предельный, — тогда и председательствующий, и все присутствующие в один голос стали говорить, что это простая формальность, и митрополита Леонтия она ни коим образом не задевает.

Источники:

http://diak-kuraev.livejournal.com/731677.html
http://pravoslavie.ru/1978.html