Алексей петрович арцыбушев биография. То есть, если даже ты сразу простить не можешь? Милосердия двери всегда были открыты

Читать онлайн “Милосердия двери” автора Арцыбушев Алексей Петрович – RuLit – Страница 28

Владыка Арсений и матушка Фамарь несколько раз бывали у нас в нашем доме. Шел разговор и о положении Церкви, о «ваша радость, наша радость»[36], которую владыка разделять с митрополитом Сергием не желал, за что и погиб спустя несколько лет.

В этот день мама должна была явиться в Арзамасское ОГПУ. В народе эти четыре страшные буквы, буквы смерти многих миллионов невинных жизней, расшифровывали: «О! Господи! Помоги Убежать!» – а в обратном чтении: «Убежишь. Поймают. Голову Оторвут». Убежать некуда. Надо идти! Владыка благословил нас всех престольным крестом: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его. Идите с Богом. Пусть будет Его святая воля. Идите с Богом!»

Матушка Фамарь перекрестила наши головы, обняла маму, и мы пошли в ОГПУ. Это было мое первое знакомство с органами уничтожения, и не последнее! Впоследствии его «карающий меч» опустился сперва на мамину голову в 1937-м, а на мою – в 1946-м.

Бездушные, холодные, не знающие жалости глаза обшарили нас с головы до ног. Мы были их жертвой: двое детей и тридцатичетырехлетняя женщина. Покорная не им, а воле Божией, стояла она спокойная, в ожидании своей и нашей участи! Жестокие, полные нескрываемой ненависти глаза смотрели на нас! Сквозь зубы, цедя и смакуя каждое слово, «рыцарь революции» читал: «Татьяна Александровна Арцыбушева, вдова расстрелянного вредителя М. П. Арцыбушева…»

Тут мама громко и внятно сказала:

– Я – вдова, но не его, он не мой муж, и это не его дети!

– Молчать. – Чекист снова процедил первую фразу, давая этим понять, что ему наплевать, чья она вдова и чьи дети. Он продолжал: —…и дети его, Серафим и Алексей, приговариваются к ссылке, минус шесть.

Это означало, что ссыльный имеет право выбрать любой город, кроме столичных городов и областных центров. Мама выбрала Муром, который был тут же вписан в документ о ссылке. Мама выбрала Муром, как место своей и нашей ссылки, потому что это, во-первых, сравнительно близко от Москвы, а во-вторых, там есть куда приткнуться на первое время с детьми. Там поселились после разгона монастыря наши две тетки. Итак, впереди новый город и совсем новая жизнь. Какая.

Мы едем в трясущемся, вихляющемся из стороны в сторону поезде. Мы лежим на полках, мама сидит у окна. Она и мы смотрим в окно. Снега, снега! Шатаясь, как пьяный, поезд бежит по рельсам, вдруг резкий гудок паровоза, резкий толчок, и мы летим с верхних полок вниз, цепляясь за воздух. Общий испуг, переполох и успокоение. Носы не разбиты, руки-ноги целы. «Милосердия двери отверзи нам, благословенная Богородице, надеющиеся на Тя, да не погибнем, но да избавимся Тобою от бед, Ты бо еси спасение рода христианскаго». Вспоминая всю свою прожитую жизнь, в особенности сейчас, когда я пишу о ней, свидетельствую: МИЛОСЕРДИЯ ДВЕРИ ВСЕГДА БЫЛИ ОТКРЫТЫ! В тяжелые моменты и обстоятельства всегда приходила помощь, неожиданная и чудесная.

Вот поезд пробежал длинный мост над заснеженной Окой, а на крутом ее берегу – древний-древний город Муром, со множеством старинных храмов, монастырей за белокаменными стенами на его крутых вершинах, огромным собором в центре, заснеженными садами и домами в них, сбегающими к Оке. Из множества труб течет ввысь дым теплых очагов, чужих, не наших. Наш погас. Его надо снова создать, затопить, чтоб нес он свое тепло и уют. Много, очень много пришлось мне в жизни создавать своих очагов, чтобы дымы их радовали сердце, и не только мое! Тулупы, которыми так сердечно укрывали нас дивеевские «матроны», мама с возницей отправила обратно.

Поезд подкатил к вокзалу, на фасаде которого славянской вязью, толченым кирпичом было выложено: «МУРОМ».

Откуда начну плакатися горькому моему житию![37]

Рано ли, поздно мир открывается перед ребяческим оком во всей его неприглядной правде, во всей его суровой и непреложной истине. Беда наша была в том, что нас охраняли от нее, как охраняют экзотические цветы теплого юга от лютых морозов Колымы. Нас не подготавливали к реальной жизни, и поэтому мы не имели ни опыта, ни знаний. У нас не был выработан иммунитет против вируса, рождаемого от свободного волеизъявления. Наша свобода была подавлена во имя выращивания из нас белых, непорочных голубков, которыми можно любоваться, держа их в клетке, не беря во внимание, что голубям нужны в первую очередь крылья. Вот они-то и были у нас атрофированы. Мы, питаясь исключительно зернами добра, не знали житейского зла и не имели иммунитета против него, в наши зобы вместе с добрым семенем не попадало горького семени реальной жизни. Внезапно, очутившись предоставленными сами себе, средь неведомого нам враждебного мира, мы в нем напоминали не белых голубей, а белых ворон, да еще и не умеющих летать.

Имеется в виду «Декларация об отношении Церкви к Советской власти» (1927) митрополита Сергия (Страгородского): «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи».

Перефразированные слова из Покаянного канона преп. Андрея Критского: «Откуда начну плакати окаянного жития моего деяния».

Рецензии на книгу « Милосердия двери. Автобиографический роман узника ГУЛАГа » Алексей Арцыбушев

Заказала книгу для чтения в Великий Пост. Не рекомендую, содержание достаточно провокационное. Автор озлоблен на Советскую Власть и повествование переполняют отрицательные эмоции. Вообще, сложно отнести данное произведение к религиозной литературе, слишком много ненависти. «Отец Арсений», «Не святые святые» совершенно другое чувство после себя оставили.

Заказывала книгу, если честно, особо не понимая и не вникая о чём и зачем она написана.

Начав читать первые страниц 30 мне дались сложно, было скучно, как-то не цепляло. Но когда я всё таки по инерции решила продолжить чтением, текст меня так затянул, что прочитала я её буквально за 2 вечера! Написано своеобразно, невероятно живо (много и забавных и ужасных моментов) остроумно и красочно. В итоге я окончательно влюбилась в героя, его стиль письма и дочитывала книгу уже в огромном восхищении о том, насколько человек мужественно и крепко выстоял этот пусть. Пусть даже и падал, ошибался, но всё же сумел пронести свою Веру и светлое чувство.

Огромным, не побоюсь этого слова, открытием для меня стали условия жизни в лагерях. Изучая историю нашей страны (а знаю я её относительно не плохо) я ни о чём подобном не читала, да умирало, да много умирало. Но чтобы такие условия!! Позже стала смотреть иногда информацию об этом, и к ужасу подтверждающую слова автора.

В общем книга не однозначная, на любителя. Если Вы не боитесь острых, тяжёлых жизненных историй, если Вас восхищают сильные духом люди, то тогда эта книга скорее всего придётся Вам по душе.

Спасибо автору за эту правду и за эту историю жизни нашей страны, описанную так ярко и живо.

Книга мне понравилась! Сопереживала герою на каждой странице. Поражает многое в этой книге-даже не верится порой,что такое было. Особенно интересна для меня была та часть книги,где автор описывает жизнь в Дивеево.Не могу сказать,что часть книги про жизнь в лагере показала мне,(цитирую Лабиринт )” не утратившего веру в Божие милосердие и в способность человека любить, прощать и сострадать ближнему” . Скорее, жизнь под девизом:”Выжить любой ценой”.
Есть люди,которые углядели в некоторых словах автора книги и лукавство,и преувеличение.
Книга прекрасно оформлена,хорошая плотная обложка,белые листы с текстом,фотографии.

О , как же благодарна случаю , который столкнул меня с автором книги ” Милосердия двери”. С этим удивительнейшим человеком, незаурядной личностью и его судьбой. Все события , давно минувших лет , так живо описаны. Словно состоялась встреча и разговор с самим автором. В этой книге для себя,нашла ответы на некоторые волнующие меня вопросы. Глубокая благодарность всем,кто принял участие в издательстве произведения. Рекомендую к прочтению тем,кто хоть сколько нибудь стремится к работе над своей душой.

Книга замечательна тем, что автор рассказывает о себе и своей судьбе предельно честно, не преукрашая и не любуясь собой. Я читала до этого записи матери Алексея Петровича, её воспоминания о духовнике, и потому было интересно читать сына, посмотреть немного с иной стороны. .

Книга очень понравилась. Читая ее, проживаешь вместе с автором его жизнь, жизнь очень необычную и трудную. Каждый здесь найдет для себя что-то новое, что-то полезное для души.

Звучит банально, но это действительно так: Алексей Петрович Арцыбушев (1919-) – человек необычной судьбы. Вся его жизнь – это, в известной степени, опровержение предназначаемого ему выбора пути.
Появился он на свет у стен Дивеевской обители, рядом с которой прошло его детство. Родной дед – нотариус, выбравший для себя путь духовного спасения, и перебравшийся поближе к обители Св. Серафима Саровского, которой он благодетельствовал. Две его дочери ушли в монастырь. Вторым дедом А.П. Арцыбушева был знаменитый Александр Алексеевич Хвостов, министр юстиции и внутренних дел в правительстве Николая II, чья жена и дочь тоже ушли в монастырь. Казалось бы, дворянский мальчик, выросший в религиозной семье, должен стать священником или монахом.
Но жизнь резко повернулась, не успев начаться. В 1921 г. умирает его отец, мать в 24 г. остается с двумя крошечными сыновьями на руках, но жизнь только надломилась, пока еще не рухнув. Под свое крыло их берет дядя, заботами которого они жили вполне благополучно до 1930 г., когда того арестовывают как вредителя и приговаривают к расстрелу. Вот здесь прежняя жизнь действительно рушится – лишенные всего имущества и высланные, Алексей с матерью и старшим братом отправляются в ссылку, в Муром. Правда, там пока еще не было так плохо, как позже – матери Алексея удалось даже облегчить свое положение, обратившись к «всесоюзному старосте» М. Калинину, которому однажды помог тот самый министр ВД Хвостов, своей властью отпустив из ссылки на похороны матери. Калинин, отметим, той милости не забыл, и помог.
Рос Алексей, как все тогдашние подростки, учился плохо, курил, дрался, выпивал, даже воровал вещи из дома. Но при этом был окружен замечательными людьми – верующими и любящими, чьи молитвы и спасли его. Смог окончить художественно-графическое училище в Москве, став художником, хотя мечтал быть актером. Перед войной был призван в армию, в мае 41 демобилизовался по состоянию здоровья (имел редкое заболевание глаз, грозящему полной слепотой). В армии был танкистом, поэтому на гражданке устроился слесарем, работал трактористом, механиком. С церковью и верою связь не прерывал, хотя внешне был вполне обычным человеком – работа, семья. После войны стал учиться в художественной студии, открыв свой подлинный талант, собирался в Академию художеств, но здесь жизнь дала новый сбой.
В 1946 г. был арестовал по «церковному делу непоминающих». За 8 месяцев следствия на Лубянке прошел все круги ада, которые описал потом в воспоминаниях. Решением ОСО был приговорен к 6 годам ИТЛ «За участие в антисоветском церковном подполье, ставящем своей целью свержение советской власти и восстановление монархии в стране», с последующей вечной ссылкой за полярный круг. Из-за того, что не подписал обвинение, смог сохранить себе жизнь.
В лагере чуть не умер, спасла помощь оказавшихся в нужный момент рядом людей, и то, что объявил себя фельдшером, хотя о врачебном деле не знал ничего. Вообще оказался удивительно стойким, хоть и приспосабливающимся к обстоятельствам человеком. В 1954 г. вернулся из ссылки и поселился в Москве. После реабилитации в 1956 г. стал членом Союза Художников СССР, долгие годы работая графиком.
Работать над воспоминаниями стал в 1982 г., для себя и родных. Со временем написал и издал восемь книг о невыдуманных событиях: «Милосердия двери» (впервые вышла в 2001 г., неоднократно переиздавалась), «Сокровенная жизнь души», «Горе имеем сердца», «Саров и Дивеево. Память сердца», «Матушка Евдокия. Самарканд, храм Георгия Победоносца», «Возвращение» и др.
Сейчас Алексею Петровичу почти 100 лет. Он пережил всех, кто знал его с детства. Но дух бодр, и ведет его по жизни, которая могла прерваться не один раз. Пожелаем ему еще многих лет и успехов во всех его начинаниях.
Книга «Милосердия двери» — это автобиографическая повесть о начале жизни. Она одновременно и воспоминания, и исповедь, очень откровенный рассказ о себе, с большим количеством рассуждений на моральные темы. Как говорил в одно из интервью А.П. Арцыбашев, «Писать продолжение я не могу, потому что я ничего не вижу. Не могу ни читать, ни писать. Меня жизнь поставила в такое положение, что я могу только говорить». Эти интересные и мудрые воспоминания рекомендую всем, кто хочет побольше узнать о жизни нашей страны в 1930-50-е гг. Отмечу хорошее оформление издания – твердый переплет, офсетная бумага, минимум опечаток, правда, всего десяток фото в тексте.

Сегодня исполняется 93 года Алексею Петровичу Арцыбушеву

Алексей Петрович Арцыбушев

Я родился в 1919 году в с. Дивеево, у стен Дивеевской обители, рядом с которым прошло мое детство. Дед мой П.М. Арцыбушев был нотариусом Его Величества, и много благодетельствовал Дивеевской обители. Уйдя в отставку, переехал в Дивеево. Две его дочери ушли в монастырь и окончили жизнь одна в схиме, другая в мантии. Второй мой дедушка, Хвостов Александр Алексеевич, был министром юстиции и внутренних дел в правительстве Государя Императора Николая II. Его жена, по смерти мужа, по благословению старца Алексия Зосимовского приняла постриг с именем Митрофания. Её дочь Екатерина, после смерти матери приняла постриг с именем Евдокия. Мать моя, по смерти моего отца, в 1921 году, овдовев в 24 года, приняла тайный постриг в Даниловском монастыре с именем Таисия. На монашество ее благословил старец Алексий Зосимовский, а духовным наставником ее был архимандрит Серафим (Климков), в схиме Даниил. В Дивееве ее духовным отцом был владыка Серафим (Звездинский), у которого я был посошником, когда мне было семь лет.

В 1946 г. я был арестовал по «церковному делу непоминающих», после ареста священника Владимира Криволуцкого. За 8 месяцев следствия на Лубянке я прошел все круги ада, которые я описываю Вам в своем обращении. Решением ОСО я был приговорен к 6 годам ИТЛ, с последующей вечной ссылкой за полярный круг. Приговорен я был, как сказано было в решении ОСО, «За участие в антисоветском церковном подполье, ставящем своей целью свержение советской власти и восстановление монархии в стране». Не правда ли смешно, если бы не было так грустно? Хорошо, что не расстреляли! После реабилитации в 1956 году, я стал членом Союза Художников СССР.

Спустя много, много лет я написал и издал восемь книг о невыдуманных мною, а пережитых событиях: «Милосердия двери», «Сокровенная жизнь души», «Горе имеем сердца», «Саров и Дивеево. Память сердца», «Матушка Евдокия. Самарканд, храм Георгия Победоносца», «Возвращение» и др.

1919. — Родился в с. Дивеево Нижегородской губернии. Отец – Петр Арцыбушев (1888– 1921). 1921). Дед – Петр Михайлович Арцыбушев, нотариус Его Величества. Мать – Татьяна Александровна Арцыбушева (урожденная Хвостова, в монашесте Таисия; 1896–1942), дочь министра юстиции царского правительства Александра Алексеевича Хвостова (1857–1922).

1921. — Смерть отца от чахотки. Принятие матерью тайного пострига. Воспитание в семье дяди Михаила Петровича Арцыбушева, директора рыбных промыслов Волги и Каспия.

1930, 19 августа. — Арест М. П. Арцыбушеваи осуждение Коллегией ОГПУ во вредительстве.

1930, 24 сентября. — Расстрел.

1930. — Конфискация имущества и ссылка вместе с матерью и старшим братом в Муром как “членов семьи вредителей”.

1936 –1939. — Учеба в Московском художественно-полиграфическом училищеу Е.Я. Якуба.

1944 –1946. — Учеба в художественной студии ВЦСПС у С.М. Ивашева-Мусатова.

1946, 16 мая. — Арест.

1946, 30 ноября. — Приговор к 6 годам ИТЛ по решению Особого Совещания при МГБ СССР. Отбывание срока в лагерях Коми АССР: Воркуте, Абези, Инте.

1952, 16 мая. — Освобождения из лагеря. Прибытие в комендатуру в Инту. Объявление приговора: вечная ссылка в Инте Коми АССР. Получение вида на жительство. Получение права самостоятельного устройства (как художнику). Оформление на работу в Дом культуры на ставку дворника. Встречи со ссыльными. Работа совместно с Кириллом Ройтером над гипсовыми памятниками И.И. Мечникову, Н.И. Пирогову, И.П. Павлову, И.М. Сеченову, И.В. Сталину. Установка их перед зданием больницы. Роспись стен ресторана в Инте.

1953, зима. — Приезд в Инту жены Варвары. Строительство «всем миром» собственного дома. Рождение дочери Марины. Отказ в приеме на работу машинистом в парокотельную. Письмо об этом Н.С. Хрущеву. Прием на работу.

1954. — Отмена ссылки. Продажа дома. Получение паспорта.

1954, март. — Отъезд в Москву.

1957, 26 сентября. — Реабилитация М.П. Арцыбушева.

1967. — Вступление в Союз художников. Работа в Комбинате графического искусства.

1982, март. — Работа над воспоминаниями.

Встреча в СФИ с художником Алексеем Петровичем Арцыбушевым, одним из немногих оставшихся в живых и доживших до наших дней свидетелей жесточайших гонений на Русскую православную церковь в XX веке:

Как говорит о себе Алексей Петрович, он простой человек, а вся его жизнь состоит из удивительных событий, произошедших по милости Божьей, по ходатайству Божьей Матери и прп. Серафима Саровского, который был как будто членом их семьи. Встреча с Алексеем Петровичем открывает человека другой, досоветской эпохи, поэтому во время общения с ним, ощущается, насколько велик тот духовный и культурный разрыв, который отделяет нас от людей, живших в начале XX в.

Закваску веры Алексей Петрович получил в Дивеевском монастыре, «у стен» которого он родился в 1919 году. Его дед Петр Михайлович Арцыбушев был нотариусом Его Величества, и много благодетельствовал Дивеевской обители. Уйдя в отставку, купил дом в селе Дивеево, некогда принадлежавший Михаилу Васильевичу Мантурову. Второй дедушка Хвостов Александр Алексеевич, был министром юстиции и внутренних дел в правительстве Государя Императора Николая II. Обе семьи, по линии отца и матери, отличались благочестием, отсутствием светскости и даже слыли из-за этого в дворянской среде «белыми воронами». Про деда и бабку Арцыбушевых, когда они еще жили в Петербурге, говорили: «Все на бал, а Арцыбушевы в церковь».

Отец Арцыбушева умер, когда мальчику было три года. Овдовев в 24 года и оставшись с двумя детьми, его мама приняла тайный постриг в Даниловском монастыре с именем Таисия. На монашество ее благословил старец Алексий Зосимовский, а духовным наставником ее был архимандрит Серафим (Климков), в схиме Даниил. В Дивееве ее духовным отцом был владыка Серафим (Звездинский), у которого семилетний Алеша был посошником. Благодаря монахине Таисии до нас дошли проповеди владыки Серафима о Божественной Литургии, сказанные им в ссылке в Дивеево, а также записки об о. Серафиме (Климкове), ссыльном архимандрите Даниловского монастыря. Алексей Петрович свидетельствует, что это были духовно прозорливые люди. В те времена о. Серафим говорил, что скоро в монастырях ничего не будет, кроме работы.

Таисия (Арцыбушева) стала монахиней в миру, решив отдать свою жизнь целиком служению Христу. Ее церковная жизнь проходила в кругу «непоминающих», в «потаенной», как ее называет Алексей Петрович, церкви. Ее составляли священники и их паства, которые не приняли декларацию митр. Сергия (Страгородского) 1927 года и ушли в подполье, совершая богослужение в частных домах в самой простой обстановке. По свидетельству Алексея Петровича, «потаенщики» или «тихвинцы» (по имени патриарха Тихона) не учиняли раскола, и не препятствовали никому из верующих ходить в храмы к священникам, принявшим декларацию и признавших митр. Сергия местоблюстителем патриаршего престола. Про «непоминающих» священников и епископов Алексей Петрович говорит: «Это было самое духовное духовенство». Хотя священники и жили под угрозой получить пулю в лоб, а их паства — попасть в лагеря, они не боясь ни смерти, ни лишений, ежедневно совершали богослужения.

Материнская любовь монахини Таисии, мудрость в вопросах воспитания и подвиг веры заложили в Алексее Петровиче тот стержень, благодаря которому ему самому удалось пройти лагеря и после многих искушений и падений снова вернуться к Богу и в Церковь. Он перенял у мамы принцип: пусть я лучше умру, но никто не сядет из-за меня, — и исполнил его. Кроме того, у матери Арцыбушев научился азам медицины, и, работая по дерзновению в лагере фельдшером, помогал тяжело больным и умирающим в условиях отсутствия даже простейших лекарств.

Алексей Петрович давно живет в уединении, в своем доме под Можайском, и до сих пор, несмотря на 92-летний возраст, сильно ослабленный слух, плохое зрение, больные ноги ежевоскресно служит алтарником в местном храме. К нему на беседы приезжают московские священники, с его мнением в церкви считаются. А сам он говорит, что сейчас в нем живет его мать, умершая при неясных обстоятельствах в 47 лет. По его рассказам, она была человеком, который, работая в туберкулезном диспансере с риском заразиться самому, открыто молился за умирающих, облегчая их страдания, покупал и продавал дома, переезжая с места на место, спасая «потаенного» батюшку от ареста, выбегая из горящего дома, хватал не «шмотки», а иконы. Для Алексея Петровича, да и для нас это опыт крестоношения. «Вера — это постоянная борьба с самим собой», — говорит Алексей Петрович, сетуя на то, что церковная жизнь сейчас зачастую приобретает лишь внешние формы, заботясь больше о вопросах, с какой стороны кусать просфорку.

Сейчас самая большая боль и забота Алексея Петровича — это принцип канонизации новомучеников и исповедников российских. Недавно он опубликовал в Интернете письмо к патриарху Кириллу, в котором написал, что принимать решение о канонизации на основании следственных дел нельзя, потому что они лжесвидетельствуют о жизни пострадавших за веру. «Канонизировать новомучеников по протоколам следствия — это значит искать врагов, поступать как инквизиция», — со свойственной ему прямотой утверждает Арцыбушев. К арестованным применялись настолько жестокие и изнуряющие методы допросов, что доведенные до отчаяния и лишенные сил, они могли подписывать какие угодно протоколы, вкладываемые затем в сфабрикованные против них дела. О том, что такое допросы, Арцыбушев знает не понаслышке. В 1946 году его арестовали как входящего в круг знакомых «подпольного» священника о. Владимира Криволуцкого и осудили на шесть лет лагерей.

Алексей Петрович говорит, что чем дольше он живет, тем более явственным становится для него опыт жизни по вере, свидетелем которого он был в детстве. Он видит своей задачей сохранить память о тех людях, которых Господь дал ему в учителя, поэтому делает усилия, несмотря на преклонный возраст, чтобы встречаться с людьми, писать и издавать книги.

Как у меня, так и у многих людей прошедших через жернова сталинских репрессий, некоторые методы работы Комиссии по канонизации новомучеников при Священном Синоде Русской Православной Церкви вызывают недоумение и несогласие. С нашей точки зрения абсолютно недопустимо принимать решения о прославлении исповедников прошедших допросы ОГПУ-НКВД-МГБ на основании протоколов допросов и следственных дел. Это недопустимо для принятия решений о святости новомучеников. По архивным материалам следствия достоинство или не достоинство поведения того или иного подсудимого невозможно установить, и вот почему:

С момента ареста и на протяжении всех месяцев следствия, человека доводили до состояния невменяемости всевозможными методами. После 12-часовых ночных допросов в течение 3-4 недель, без права спать днем, человек мог быть духовно и психологически сломлен. Нужно иметь в виду и те физические пытки, которые применялись к тем, кто не желал подписывать протоколы: карцеры с холодной водой по колено, отбивали почки, топтали сапогами, выбивали зубы, подмешивали в баланду транквилизаторы, лишавшие человека энергии сопротивления. Неудивительно ли, что при этом человек часто подписывал протоколы допроса, не читая. А следователям это давало возможность фальсифицировать все показания подследственного по своему усмотрению.

Главной задачей карательных органов тех времен было состряпать дело на ни в чем не повинного человека и лишить его не только жизни, но и собственного достоинства. В особенности это практиковалось в отношении священнослужителей. В протоколах допросов священнослужителей, а также мирян и монашествующих, могут быть «отречения от Бога и от сана», называния имен и «свидетельство против них» и другие угодные следователям «признания», которых не было. Я знаю, как это делалось. Со мною всё это пытались проделать, но я был молод и сумел не подписать лжи. Я один из свидетелей этих преступлений против человечности, против достоинства и чести личности, и я свидетельствую: протоколы допросов НЕ МОГУТ БЫТЬ ПРИНЯТЫ ЦЕРКОВЬЮ КАК ДОСТОВЕРНЫЙ ДОКУМЕНТ! Материалам следствия нельзя верить!

Я понимаю, что следственные дела необходимо изучать, и принимать «их к сведению», но на их основании нельзя принимать решений о достоинстве или не достоинстве подвижников и исповедников быть причисленными к лику новомучеников.

Мне представляется, что члены синодальной комиссии не могут забывать о применявшихся тогда, в годы гонений, пытках и фальсификациях, когда рассматривают дела тех исповедников, которые прошли через следственные органы НКВД. Если члены КОМИССИИ прошли бы через эти «круги ада», то они бы себя канонизировали безоговорочно и прижизненно. А пока, комиссия не допустила бы в рай: разбойника «благоразумного», изучив его «разбойное досье»; мученика Вонифатия, который до мученической кончины жил блудно. Не было бы у нас 40 мучеников, а было бы — только 39, потому что одного струсившего заменил конвоир, ведший их на мучение. Конвоир-мучитель стал сороковым мучеником. Таких примеров можно найти много среди мучеников времен гонений на христианство. Человек, отдавший свою жизнь за веру во Христа, своей кровью «искупает» грехи всей жизни. Признавая это, Церковь на могилах их служила Литургию. Так почему же сейчас комиссия по канонизации, рассматривая архивы дьявольской власти, лживые от начала до конца, доверяет им?

К примеру: архиепископ Серафим (Звездинский) — достоин, а архиепископ Арсений (Жадановский) — не достоин, «плохо вел себя на следствии»; архиепископ Федор (Поздеевский), «Даниловский», как мы его называли, расстрелянный как и все, НЕ достоин, по архивным материалам КГБ. Священники Михаил Шик, Сергий Сидоров и иеромонах Андрей (Эльбсон) лежат в бутовских рвах вместе со священником Петром Петриковым. Но — сщмч. Петр Петриков — достоин, а оо. Михаил, Сергий и Андрей — нет. Это, по мнению комиссии, а любви Божьей также? Выходит, Владыка, что мы предлагаем Богу святых, а не Он нам?!

Схиархимандрит Даниил (Климков), был представлен на канонизацию и отвергнут комиссией со странной, сталинских времен, формулировкой «не достоин, как изменник родины». Невольно спрашиваешь себя — комиссия при Синоде, или. ?

В 1941 году из Вереи, оккупированной немцами, о. Даниил Климков ушел к себе на родину в г. Львов, где служил в православном храме. При отступлении немцев, он не ушел на запад, а как русский священник, остался, и был тут же арестован и приговорён к 10 годам «за измену родине». А где сама измена? И Верея и Львов были городами СССР. Нет измены, так почему же её нашла комиссия? По архивным формулировкам КГБ сталинских времен, уничтоживших миллионы ни в чем не повинных людей, а также «бесчисленное» количество русского духовенства?!

Ваше Святейшество, я поднимаю перед Вами не вопросы частного плана, а вопросы жизни Церкви, Которой, к нашей радости, Вы есть Первоиерарх. Вопрос этот, видимо, можно сформулировать так: каковы методы и практика рассмотрения дел исповедников Русской Православной Церкви.

С глубоким уважением, Алексей Арцыбушев

Источники:

http://www.rulit.me/books/miloserdiya-dveri-read-215293-28.html
http://www.labirint.ru/reviews/goods/501257/
http://mka.livejournal.com/589320.html